Художники
Недаром напряженно упорные буйволы служат композиционной основой многих, особенно монументальных, произведений армянских камнерезов. У художников испанской школы можно увидеть так напряженно раздутые ноздри боевых коней.
В одно из воскресений второй половины августа три мушкетера — Коля, Леша и я — отправились на Севан. Тогда Разданская гидроцентраль и поливное земледелие в Араратской долине его объем еще не уменьшили заметным образом. Площадь зеркала озера была заметно больше, чем 50 лет спустя. Но и сейчас этот фрагмент небосвода, бережно вложенный в горную чашу, очень красив. Севан, как Волга для русского человека, является для армянина и символом, и источником жизненных сил. Своей божественной влагой оно не только утоляет жажду полей и садов, но и питает чувство национальной гордости. Много позже, в 1972 году, я летел из Ашхабада в Ереван, где должен был встретить Лену, прилетающую из Москвы. Все пассажиры Ту-154 были ашхабадскими армянами, и только я — единственный русский. Когда пилот объявил, что по правому борту виден Севан, я серьезно испугался: было такое ощущение, что армяне в экстазе вот-вот опрокинут самолет, разом кинувшись к иллюминаторам справа. Мудрый пилот предусмотрительно заложил в это время левый поворот...
В 1950 году на озере был довольно мощный гористый остров, теперь его нет — из-за падения уровня воды он стал полуостровом. Именно этот остров был целью нашего похода. Легендарный царь Ашот Железный в своей борьбе с арабами в начале X века создал на нем укрепрайон, опираясь на который, он и разбил арабскую армию на берегах Севана. Мы хотели осмотреть руины его дворца и имевшуюся там церковь — свидетельницу тех времен.
Ближайшее поселение на берегу озера против острова называлось Еленовка (теперь — город Севан). Эта деревня была основана и населена русскими людьми — представителями одного из течений раскола в православии, так называемыми молоканами. Молокане жили в этих местах со времен то ли Екатерины, то ли Павла, заключая браки только в своей среде, не смешиваясь с местным населением. Они говорили по-русски с родным для меня северным оканьем, носили традиционную крестьянскую одежду, подобную рубахе и порткам моего деда, и смазные сапоги. Но они не могли избежать культурного влияния армянского окружения. Забавно было наблюдать, как «гуляет» по поводу предстоящего призыва в ряды Советской Армии или по случаю демобилизации из оной, а, может быть, «справляя» мальчишник перед свадьбой, курносый и русоволосый парень в красной рубахе на выпуск с подпояской и в сапогах «со скрипом». Он шел, приплясывая, во главе небольшой компании одетых в пиджаки молодых людей, сопровождаемый двумя зурначами и барабанщиком. Их мелодию никак нельзя было отнести к русской народной.
К1950 году Еленовка как молоканское поселение доживала последние дни. Из деревни на остров регулярно ходил небольшой катер, на котором мы и перебрались через пролив шириной километра два-три. Поднявшись на крутой горный гребень, ведущий к небольшому плато, на котором стоял монастырь, мы сдуру решили идти к нему напрямик по горной тропе.
Тропа проходила по скальному карнизу. Спуститься с него прямо здесь можно было, только повиснув на руках и прыгнув вниз на метр-полтора. Иначе надо было довольно далеко обходить. Физически самый здоровый из нас троих, я был наиболее легкомысленным и принял решение идти напрямик. Недолго думая, если думая вообще, я покачал ногой край карниза. Он не шелохнулся. Я хотел повиснуть на руках на том карнизе, но сорвался.
Без сознания я был секунду или две. Застрял в какой-то локальной расщелине на склоне гребня метрах в 10 — 15 ниже тропы. Увидел катящуюся по склону ниже меня каменную глыбу размером с больничную тумбочку. Помню свою левую ногу перекинутой, как полотенце купальщика, через плечо на спину. Перед глазами застыло белое, как лист писчей бумаги, лицо Коли Красноярова, с ужасом наблюдающего эту картину. Я еще ему крикнул: «Колька, я ногу сломал», после чего стал руководить его спуском. Мне снизу был хорошо виден безопасный путь. Боли не было, правда сильно текла кровь из правой ноги, кости которой остались целы, но мышца бедра была порвана. Одновременно с Колей и Лешей, спустившимися сверху, от воды, снизу, ко мне подбежали две русские девушки-купальщицы. Помню донельзя приятное ощущение прохлады от их мокрых, белых и полных плеч, к которым я прижимался воспаленным лицом. Поднялось снизу несколько мужчин, и они вместе с Колей и Лешей снесли меня на берег. На озере стояла небольшая яхта. На нее погрузили мое бренное тело и под парусом пошли в Еленовку. Шли очень медленно, так как ветра практически не было.
