Возвращение
В январе 1943 года отцу было поручено перевезти на московскую испытательную базу Поликарповского КБ новую модель модифицированного ночного бомбардировщика У-2 (впоследствии — ПО-2), для чего в его распоряжение были выделены железнодорожная платформа и вагон-теплушка. Мать, равно как и жены других членов отцовской бригады, не хотела оставаться в Новосибирске одна. Они все, даром, что время военное, решительно не пускали мужей одних в эту реэвакуационную экспедицию. Но в Москве сохранялось военное положение, город был, что называется, закрыт. И частным лицам, каким-то там женам, въезд был строго запрещен.
Отец, достойный потомок новгородских ушкуйников, пошел на рискованную авантюру. Тяжелыми ящиками с авиационным оборудованием было отгорожено небольшое пространство, достаточное для того, чтобы в нем поместить трех женщин и меня, малолетнего. До поры, до времени все шло хорошо — тайник исправно функционировал. К сожалению, одна из дам имела грудного ребенка, каковой совсем некстати заплакал ночью, когда заградотряд на станции Куровская досматривал наш эшелон. В результате всех женщин высадили и в административном порядке сослали на поселение в город Муром. Меня же, крепко спящего, успели закидать какими-то ящиками, и патруль меня не заметил. Так мы с отцом благополучно прибыли в Москву.
В 1943 году в Москве для меня основным, всеобъемлющим ощущением был голод. Новосибирская картошка и квашеная капуста быстро закончились. Иждивенческой карточки с ее 400 граммами хлеба для 14-летнего парня вологодских статей резко не хватало. Два раза я падал в голодный обморок. Оба раза в метро, при подходе поезда, почему-то не вперед, под подходящий поезд, а назад, навзничь, на платформу. Сильным подспорьем был кусок ситного, грамм 50, которым нас одаривали в школе. Но это было потом, с осени 43-го.
