Мавзолей султана Санджара
Совсем другое впечатление производил мавзолей султана Санджара. Этот шедевр средневековой исламской архитектуры заслуживает подробного описания. К счастью, это делать не нужно, поскольку его общий вид изнутри и снаружи хорошо всем нам знаком. Там происходили съемки ряда интересных сцен великолепного фильма «Белое Солнце пустыни».
Как говорили нефритики со стажем, Байрам-Али хорошо помогает, если съездить туда три раза подряд, а потом еще лет 20 — каждый год. Но я больше не мог. И тут подвернулся следующий счастливый случай. В мае 1974 года Всесоюзная конференция по квантовой электронике проходила в Ташкенте. Конференция как конференция, только в восточном орнаменте. На ее открытии соответствующий республиканский министр обратился к Рему Хохлову как к ректору «Солнца Наших Университетов». В ответном слове наш солнечный ректор отметил вьщаюшуюся роль таких великих узбекских ученых как аль-Хорезми, Бируни, Ибн Сина и Улугбек, которые, если говорить предельно честно, были такими же узбеками, как и он сам.
Но главное было в том, что оргкомитет конференции организовал железнодорожную экскурсию по маршруту Ташкент — Самарканд — Бухара — Ташкент с дневными стоянками в Самарканде и в Бухаре. В 1971 году, после того, как я отбыл свой первый срок в Байрам-Али, Лена прилетела в Ташкент, и мы с ней на свой собственный страх и риск побывали и в Самарканде, и в Бухаре. Новое место, город, страну, иную культуру познаешь полнее и глубже, окунувшись в них, пусть на короткое время, но несколько раз, по сравнению со случаем одного длительного визита. «Лучше сорок раз по разу, чем один раз, но надолго». В радостном ожидании я предвкушал возможность увидеть вновь великие памятники своеобразной цивилизации позднего исламского средневековья. Ожидания оправдались. Но более того, меня ждал специальный приз высокой значимости — встреча с замечательными людьми, встреча, на 20 лет вперед определившая наш с Леной образ жизни.
В 1927 году, когда Самарканд был столицей молодой Узбекской Советской республики, в нем был учрежден государственный университет (СамГУ). Проректором этого университета долгие годы работал известный математик-числовик Мухамеджан Сабирович Сабиров. Его сын Леонард проходил аспирантуру в ФИАНе под руководством профессора, впоследствии, члена-корреспондента АН СССР, Иммануила Лазаревича Фабелинского, и потому хорошо знал всех фиановцев, таких как Ф.В. Бункин, Н.В. Карлов, АА Маненков и т. п. Именно ему, Лене Сабирову, ректор университета поручил «согласно законов гостеприимства» проявить заботу о столь видных и потому дорогих гостях.
За столом у Сабировых в смысле еды и питья вел я себя, к удивлению многих меня года три не видевших коллег, весьма осмотрительно и сдержанно. Это вызвало шквал вопросов, на которые пришлось в конце концов ответить, чистосердечно признавшись в своей этого плана неполноценности почечного происхождения. Рассказал я также о своих страданиях в Байрам-Али, особо отметив, что без жены туда ехать в четвертый раз на два месяца уж совсем невмоготу, жить на воле там негде, а приобретать для нее путевку — безнравственно.
По ходу застольной беседы рассказал я о том, что мой отец в гражданскую воевал на линии Ашхабад — Мары. В результате он стал крупным специалистом по арбузам и дыням, полюбил туркменское присловье «Акча бар? Акча йок!» (Деньги есть? Денег нет!). Мама же моя перед войной с отцовой помощью выполнила инженерный расчет подвески центральной люстры зрительного зала Ташкентского оперного театра, которая выдержала знаменитое землетрясение 60-х годов. Она этим страшно гордилась, равно как и тем, что для двух из трех современных зданий, уцелевших в Ашхабаде во время страшного землетрясения 1948 года, антисейсмические пояса проектировала именно она.
