Главный курс
Для нас, радиофизиков первого приема, второй курс ФТФ МГУ стал главным по многим параметрам.
Во-первых, мы, как и все, после двух успешно пройденных сессий, чувствовали себя, не в пример прошлому году, увереннее. Те немногие из нас, кто по неведомым причинам зачислен был на факультет кандидатом в студенты, были переведены в разряд правомочных студентов. Поскольку корреляция между академической успеваемостью и баллами вступительных экзаменов, с одной стороны, и статусом той или иной личности на факультете, с другой стороны, в то время не просматривалась, я склонен думать, что анкетные данные кандидатов требовали более длительной проверки. Так или иначе, но к началу третьего семестра мы все официально, по форме и по существу, стали достойными учиться на ФТФ. Это успокаивало и даже возвышало.
Во-вторых, для нас начался радио- или, как мы это называли, «паяльный» практикум. Этот практикум вели сотрудники Лаборатории колебаний ФИАН, одной из базовых организаций нашей специальности. Из преподавателей практикума выделялся тогда 32-летний AM. Прохоров.
В-третьих, на этом курсе, точнее говоря, с января 1949 года, студенты 313-й группы, того желавшие, получили возможность регулярно посещать Лабораторию колебаний ФИАН.
В-четвертых, на этом году обучения начался тот курс, который оказался способным заменить для меня все — физику и теормеханику, математику и философию. Для физтехов-радиофизиков, базирующихся на ФИАН, курс теории колебаний, прочитанный СМ. Рытовым, стал альфой и омегой, смыслом и содержанием получаемого на ФТФ образования, основой дальнейшего прогресса. Никто никогда напрямую мне этого не говорил, но я уверен, что это так не для меня одного.
Член-корреспондент АН СССР, а в те годы, о которых идет речь, доктор физико-математических наук и профессор, Сергей Михайлович Рытов в течение двух лет читал нам прекрасно подготовленный и великолепно исполненный обширный курс теории колебаний.
Прежде всего, надо сказать, что каждая лекция Рытова была произведением искусства. Сознательно или нет, не знаю, но он действовал в точном соответствии с рекомендациями профессора из чеховской «Скучной истории». Каждая лекция имела характер законченной новеллы на заданную тему. Начиналась же она кратким подведением итогов лекции предыдущей. Ставила задачу лекции последующей. Обязательно содержала в себе шутку далеко не всегда тонкую, но всегда встречаемую взрывом хохота. Как правило, заразительнее всех смеялся сам шутник. Например, говоря о зеркальной симметрии, профессор счел нужным процитировать анекдотическую фразу из мифического школьного сочинения о том, как на берегу озера молодая женщина доила корову, а в воде все отражалось наоборот. Шутка отнюдь не экстра-класса, но народ радостно смеялся, при этом расслаблялся и отдыхал. Рытов был человеком тонким и реакцией обладал быстрой. Как-то раз я ему сказал, что в авторском каталоге научного читального зала №2 Ленинской библиотеки вперемежку с его работами представлены труды некоего профессора Сергея Михайловича Рытова, трактующие вопросы выращивания садовых ягод и их использования. Так не его ли рук это дело? Ответ был мгновенным и бил наповал: «Я никогда не был специалистом насчет клубнички».
