Физический факультет Колумбийского университета
Для меня гораздо больший интерес представляла атмосфера, духовный и материальный интерьер физического факультета Колумбийского университета как место действия романа популярного у нас в пятидесятые годы американского писателя Митчела Уилсона «Live with Lightning* («Живи с молнией»), в первом русском издании незатейливо названном «Жизнь во мгле». Этот роман был посвящен жизни физиков и явил нам впервые за многие десятилетия реалии жизни заокеанских коллег. Басов не читал роман и моего энтузиазма не понимал.
Объединил нас профессиональный интерес. Вторая половина I960 года была отмечена созданием первого лазера. Мы уже знали, что предстоящая конференция будет посвящена, главным образом, лазерной тематике. Поэтому мы оба проявили большой энтузиазм, когда любезные хозяева, после длительных консультаций с кем-то, для них весьма авторитетным, пригласили нас посмотреть на работающий рубиновый лазер. Николай Геннадиевич хорошо понимал суть дела и плохо понимал по-английски. Я же хорошо понимал по-английски и плохо понимал суть дела. Вдвоем, главным образом, за счет басовской гениальности, мы уверенно тянули на одного серьезного и даже ценного ученого. Колю, в основном, интересовала энергия лазерного излучения и пути ее увеличения, мне же был интересен собственно кристалл рубина и методы его обработки.
После этого первого опыта взаимодействия с американскими коллегами на столь деликатную и актуальную научную тему Басов перестал смотреть на меня как на некий балласт и начал слегка уважать. Последнее, правда, произошло утром того же дня, когда выяснилось, к большому его удивлению, что я на «ты» и в очевидных дружеских отношениях с советником по культуре Постоянного представительства СССР при ООН, которому было поручено заниматься нами, пока мы в Нью-Йорке.
Дело в том, что этим советником оказался Владик Клоков, с которым мы вместе учились в 150-й средней школе, каковую мы окончили в 1947 году. Правда, с тех пор мы с ним не виделись. Владик после школы прошел через военно-инженерную Академию им. Жуковского. Он просил никому в Америке о том не говорить. Очевидно, что военно-инженерное образование сильно помогало советнику по культуре соответствовать его благородной миссии, сводящейся, по его словам, к посещению разного рода вернисажей — от выставки достижений декоративного собаководства до африканской скульптуры. На Басова просьба советника по культуре не рассказывать никому о его образовательном цензе произвела сильное впечатление. Он с отменным удовольствием, как-то даже вкусно, подарив Владику программу конференции, продиктовал тому пару страниц текста, объясняющего как суть квантовой электроники, так и значение только что изобретенных лазеров. Прилетели мы в Сан-Франциско вечерним самолетом. Из аэропорта в Беркли нас подвез Чарли Таунс, дружелюбно встретивший Басова, ну и меня, заодно.
Утро началось процедурой регистрации, взаимными представлениями, делающими в США формальную сторону межчеловеческих отношений как бы не формальной и даже приятной. С непривычки удивлял демократизм общения между собой «конферентов». Никому не известный юноша, встретив утром в отеле на площадке перед лифтом советника президента США профессора Чарльза Харда Таунса, обращался к нему со словами: «Morning», то есть «(Доброе) утро, Чарли!» и получал в ответ незамысловатое: «Hi!», то есть, «Приветик!». При внимательном знакомстве с американской жизнью оказывалось, что это — одна лишь видимость. Иерархия элит, людей и отношений существовала, но была довольно гибкой и разумной. Наше повседневное общение часто происходит по формуле: «Я — начальник, ты — дурак, ты начальник, я — дурак!». Это отнюдь не характерно для научного мира США, по крайней мере, внешне.
На самом деле, эта гибкость и улыбчивая доброжелательность хорошо прикрывали суть, иногда довольно неприглядную, межличностных отношений. Правда, это способствовало разрешению конфликтов «без потери лица» действующими лицами и исполнителями. Здесь невольно приходит на память великолепная метафора то ли Ромена Роллана, то ли Лиона Фейхтвангера. «Несгибаемо гибок, как сталь», — сказал кто-то из них об И.В. Сталине, и был в том глубоко прав. Кажущаяся простота и привлекательность манеры внешнего общения хорошо маскировали жесткость и полную безнравственность поведения в реальной действительности.
